Ночной цирк [Litres] - Эрин Моргенштерн

Он твердит себе, что такая жизнь не так уж плоха. Что нет ничего зазорного в том, чтобы быть фермером.

Но неудовлетворенность не покидает его. Даже земля под ногами вызывает в нем глухое раздражение.

И он продолжает искать убежища на своем дереве.

Чтобы закрепить на него свои права, он даже вынимает из тайника, устроенного под отклеившейся половицей под кроватью, старинную деревянную шкатулку, где хранит свои самые ценные сокровища, и прячет ее среди ветвей в небольшом углублении. На дупло оно не тянет, но для целей Бейли является достаточно вместительным.

Шкатулка не очень большая, с потускневшей медной защелкой. Она обернута куском холста, который надежно защищает ее от ветра и дождя, и запрятана так глубоко, чтобы ее не могли достать даже самые любопытные и запасливые белки.

Среди ее содержимого заостренный наконечник стрелы, который он нашел в поле, когда ему было лет пять. Камешек со сквозной дырочкой – говорят, он приносит удачу. Черное перо. Блестящий кусочек горной породы – про него мама сказала, что это разновидность кварца. Монетка, впервые выданная ему в качестве карманных денег, которую он решил сохранить на память. Кожаный ошейник их собаки, умершей, когда Бейли было девять. Одинокая белая перчатка, посеревшая от времени и оттого, что хранилась в маленькой шкатулке вместе с камнями.

И несколько сложенных пожелтевших листков бумаги, исписанных от руки.

Когда цирк уехал, он постарался описать его в мельчайших подробностях, какие только мог припомнить, чтобы со временем они не стерлись из памяти. Попкорн в шоколадной глазури. Шатер, где циркачи, стоя на высоких круглых постаментах, показывали трюки с ослепительно белым пламенем. Волшебные часы-трансформер, которые стояли напротив кассы и были чем-то большим, нежели просто часами.

И хотя он старался записывать своим неровным почерком каждую деталь, связанную с цирком, ему так и не удалось описать встречу с рыжеволосой девочкой. Он никому о ней не рассказывал. Он дважды приходил в цирк вечерами, в урочные часы, и пытался разыскать ее, но так и не смог.

А потом цирк уехал. Исчез так же внезапно, как появился, растаял, как сон.

И с тех пор не возвращался.

Единственным доказательством, что девочка действительно существовала, а не была плодом его воображения, служила эта перчатка.

Впрочем, больше он не заглядывает в шкатулку. Плотно закрытая крышкой, она спрятана на дереве.

Он подумывает, не пришла ли пора попросту выбросить ее, но не может заставить себя это сделать.

Возможно, он оставит ее здесь и позволит зарасти корой, навечно похоронив ее внутри.

В это серое субботнее утро Бейли, как обычно, просыпается раньше остальных членов семьи. Он торопливо делает свою часть работы по дому, вместе с книгой бросает в сумку яблоко и отправляется к дереву. Где-то на полпути ему приходит в голову, что он зря вышел из дома без шарфа, но погода обещает разгуляться. Утешаясь этой надеждой, он карабкается вверх, минуя нижние ветки, на которые его сослали много лет назад, минуя ветки, на которых сидела Каролина и ее друзья. Вот ветка Милли, думает он, ставя на нее ногу. Даже по прошествии лет его накрывает волной удовлетворения, когда ветка Каролины остается позади. В окружении трепещущей на ветру листвы Бейли усаживается на свое любимое место, ботинками едва касаясь тайника, где спрятана почти позабытая шкатулка с его сокровищами.

От неожиданности он едва не падает с дерева, когда, оторвавшись наконец от книги и подняв глаза, обнаруживает в поле скопище черно-белых полосатых шатров.

Часть вторая

Иллюминация

Цирк полон сияния: от пламени факела, фонарей, звезд. Выражение «игра света» в отношении красот Цирка Сновидений я слышал так часто, что порой мне кажется, будто цирк и есть не что иное, как иллюзия, созданная светом.

Ночь премьеры: рождение

Лондон, 13–14 октября 1886 г.

Вдень (или, точнее сказать, в ночь) премьеры буквально все потрясает воображение. Продуманы даже самые мелкие детали, и задолго до заката у ворот собирается огромная толпа. Когда посетителям в конце концов разрешается войти внутрь, их глаза распахнуты от восхищения и по мере пути от шатра к шатру округляются все больше и больше.

Все части цирка работают как единый механизм. Представления, которые были отрепетированы в разных странах, на разных континентах, теперь проходят в смежных шатрах, органично сплетаясь в единое целое. Каждый костюм, каждое движение, каждая вывеска на шатре кажется красивее предыдущей.

Совершенством пропитан даже воздух: чистый, прозрачный, прохладный, полный соблазнительных ароматов и звуков, под чары которых попадают все зрители без исключения.

В полночь проводится церемония зажжения факела. В начале вечера его чаша пустовала и казалась обычной скульптурой из скрученного металла. Сперва на площади появляются двенадцать лучников с небольшими постаментами в руках и устанавливают их по периметру, словно цифры на циферблате. Ровно за минуту до полуночи каждый всходит на свой постамент и достает из-за спины блестящий черный лук и стрелы. Проходит тридцать секунд, и лучники поджигают наконечники стрел – язычки желтого пламени пускаются в пляс. В глазах зрителей, до этого не обращавших на лучников особого внимания, читается любопытство. За десять секунд до назначенного часа каждый поднимает свой лук и нацеливает горящую стрелу в зияющее жерло чаши. С первым ударом часов первый лучник выпускает стрелу: она взмывает над головами зрителей, и, попадая в цель, рассыпается дождем сверкающих искр.

Факел вспыхивает желтым пламенем.

Раздается второй удар, и второй лучник отправляет стрелу в цель. Языки пламени окрашиваются в небесно-голубой цвет.

Третий удар – третья стрела, и пламя приобретает нежно-розовый оттенок.

После четвертой стрелы оно становится цвета спелой тыквы.

После пятой вспыхивает ярко-красным.

Шестая делает его багряным, как вечерний закат.

Седьмая – и багрянец темнеет, переливаясь, как вино в бокале.

Восьмая – и языки пламени становятся фиолетовыми.

Девятая – и фиолетовый сменяется индиго.

Десятый удар – и десятая стрела окрашивает огонь в темно-синий.

С предпоследним ударом пляшущие языки пламени чернеют, так что огонь сливается воедино с котлом, в котором он пылает.

И наконец, с последним ударом почерневшее пламя становится ослепительно белым, рассыпая вокруг сноп искр, падающих на землю подобно снежинкам. Густые клубы белого дыма уносятся в ночное небо.